Вместо предисловия. По поводу неправильных суждений о сек­тантстве.

По этому взгляду, сектанство есть явление светлое, симпатичное, свидетельствующее о прогрессивном движении народной мысли, о творческой, продуктивной деятельности духа народного. Сектанты — это люди передовые, это «культурные пионеры», они пробудились от той религиозной спячки, в которой пребывают православные, и идут вперед; они стремятся к свету, «алчут и жаждут правды» и устраивают свою жизнь на евангельских началах — равенства, любви и братства.

В самом деле, говорят, посмотрите на жизнь сектантов, она гораздо выше и лучше, чем жизнь православных; сектанты грамотны, честны, трудолюбивы, не пьют, не курят, не бранятся, помогают друг другу, одним словом, это-самые симпатичные люди. Если так, за что же их преследовать? или ограничивать их права веры и пропаганды?

Не преследовать и искоренять надо сектантов, а наоборот — радоваться и содействовать их распространению. Если сектанты порывают связь с Церковью, то в этом виновата сама же Церковь, это только указывает на слабость и бессилие ее удовлетворить пробудившиеся религиозные потребности народа. В Церкви православной господствует, говорят, бездушный формализм, она не в состоянии ответить на запросы развившегося религиозного сознания народа, поэтому лучше, передовые люди из народа, не находя удовлетворения в Церкви, уходят в сектантство.

Увлекшись таким взглядом, некоторые писатели впадают в пафос и рассыпаются в восторженных похвалах сектантству, в сектанстве видят залог силы и величия русского народа, залог его светлого будущего, шлют по адресу сектантов всяческие благопожелания, поют им панегирики.

И, как обычно бывает при этом, где и другие впали в крайность. Если одни видели в народе зверя, то другие воспылали самыми горячими симпатиями к нему, закрывая глаза перед всеми действительными его недостатками и пороками. Народ чуть не боготворили, перед ним благоговели и преклонялись, в нем виден таинственного, непонятного сфинкса, скрывающего в себе могучие жизненные силы.

• Под влиянием такого настроения, обращаются к изучению народного быта, к разгадка этого таинственного сфинкса;
• появляются исследования различных сторон народной жизни, журналы наполняются стихотворениями, рассказами, очерками, романами, исследованиями из народного быта;
• мужик занял видное место в салонах народнической беллетристики, его разбирали, как говорится, чуть не по косточкам — и что ест, и как пьет, во что одевается и проч.

Конечно, все это имело свое значение и принесло большую пользу, так как содействовало изучению народной жизни. Но вместе с пользой был и вред. Вред происходил оттого, что изучение народной жизни велось не беспристрастно, оно было вызвано чрезмерным увлечением народом и велось в пылу увлечения, под влиянием предвзятой идеи, что народ таит в себе могучие жизненные силы. Эти силы искали всюду, во всех явлениях народной жизни, поэтому некоторые из них были поняты и освещены неправильно. Так именно случилось с сектантством.

С точки зрения предвзятой народнической идеи, на сектантство посмотрели, как на продукт самостоятельной творческой деятельности духа народного, как на выражение того процесса творческой деятельности, который незримо совершается в тайниках народного духа и служит основанием самостоятельного, самобытного развития народа. В сектантстве народники увидели подтверждение свой предвзятой идеи, поэтому признали это явление светлым, симпатичным, а между тем не обратили внимания на то, что самодеятельность духа народного, которую всюду искали и которой так восхищались, в сектантстве проявляется в грубых созданиях, нередко чудовищно-уродливых (бегуны, скопцы, хлысты, морельщики, красносмерты и др.).

Таким образом, высказанный светской литературой, новый взгляд на сектантство имеет источник свой в том крайнем, чрезмерном, и постольку ошибочном, увлечены народом, которое охватило наше общество в 60-х годах 19 века. Под влиянием этого увлечения, в народе видели одно лишь хорошее, одни лишь светлые стороны. Неудивительно, поэтому, если и в сектантстве, — явлены по существу своем болезненном, нездоровом, — увидели явление светлое, идеализировали его, разукрасили яркими красками, представили в красивом, эффектном, но ложном свете.

Однако, защитники рассматриваемого нами взгляда высказывают его не голословно. В подтверждение правильности своего суждения они ссылаются на жизнь сектантов и говорят:

По поводу этого, по видимому столь несокрушимого, аргумента можно сказать следующее. Прежде всего не нужно быть легковерным, нужно осторожно относиться к восторженным отзывам и похвалам, которые щедрой рукою рассыпаются идеализаторами сектантства по их адресу. Наблюдение над жизнью сектантов — дело очень трудное, так как сектанты скрытны и крайне лицемерны, и в этом случае легко можно обмануться и впасть в ошибку.

«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Mф. VII, 15). В этих словах Спасителя кратко выражена самая сущность сектантского типа. Действительно, всегда и все — сектанты таковы.

При первом поверхностном знакомстве, они кажутся благочестивыми, кроткими, смиренными людьми, которые стремятся расположить свою жизнь и деятельность по заповедям Евангелия; внешняя показная сторона их жизни представляется вполне благоприличной, даже привлекательной, так что первое впечатление легко получается в их пользу.

Всякого нового посетителя, особенно, если он человек интеллигентный, сектанты примут очень любезно, заведут речь об оскудении веры в людях, выскажут немало укоров и упреков православным, сопровождая их смиренно-лукавым замечанием, что «это-де говорится не в укор, не в осуждение», не забудут пожаловаться на те мнимые гонения, которым они подвергаются со стороны православных за свою веру, за то-де, что они не посещают с ними кабаков, не хотят пьянствовать и т. п.

Неудивительно, поэтому, если случайный посетитель, пробыв у сектантов лишь день-другой, выйдет очарованный их любезностью, здравой, сознательной верой, внешней показной добропорядочностью и, делясь своими впечатлениями с публикой, выскажет радость по поводу того, что «среди мрачной, грязной жизни наших крестьян встречаются дорогие перлы»…

Но если ближе познакомиться с сектантами и пожить среди них подольше, если войти к ним в доверие и проникнуть в их закулисную жизнь, то окажется, что видимая привлекательная оболочка скрывает нравственный облик очень невысокого достоинства. В действительности, в жизни сектантов можно встретить много фальши, лицемерия, внешнего показного благочестия, много гордости, кичения и самохвальства, прикрытых личиной смиренного лукавства, много вражды и ненависти к православным и других пороков, которые тщательно прячутся под маской внешнего благоприличия и добропорядочности.

Поэтому нужно осторожно относиться к восторженным отзывам светских писателей о высоко-нравственной жизни сектантов, так как отзывы эти, в большинстве случаев, основаны на недоразумении, и авторы их легко могли быть введены в заблуждение.

Однако было бы несправедливо безусловно порицать сектантов и не признавать того хорошего, что они имеют. В отзывах светских писателей о жизни сектантов есть, конечно, доля истины, но нужно только очистить ее от примеси ложной идеализации и представить в настоящем ее виде.

Факты показывают, что нередко православные, переходя в сектанство, испытывают как бы некоторое перерождение, круто изменяя прежний порочный образ жизни, бросают пить водку, учатся грамоте, читают Евангелие и т. д. В молодых сектантских общинах, действительно, замечается повышенное настроение религиозного чувства, сопровождающееся более строгим образом жизни и выгодно выделяющее сектантов из среды их православных односельчан. Сами православные иногда хорошо отзываются о сектантах, как о людях работящих, честных, на слово которых можно положиться.

Но те же факты говорят, что такое настроение бывает в сектантских общинах только на первых порах и продолжается недолго: обычный у юных неофитов религиозный пыл скоро остывает, сменяясь религиозным индифферентизмом и холодностью, высокие требования нравственности ослабевают и под разными якобы благовидными предлогами нарушаются, оставаясь все же обязательными лишь в видах пропаганды и для рекомендации, так сказать, сектанства.

Интересы веры постепенно отходят на второй план, уступая место интересам практическим, житейским: вырабатывается столь обычный в сектантстве, несимпатичный тип кулака коммерческого пошиба, который, начав проповедью о незаконности платы за требы и обвинением православных пастырей в корыстолюбии и мздоимстве, оканчивает тем, что с ловкостью стрижет своих овец… Прикрытые маской благоприличия, прежние пороки снова проникают в среду сектантов, умножая собою количество новых.

Такое явление, наблюдаемое обычно в жизни сектантских общин, станет понятным, если обратить внимание и проследить его внутренний психический генезис.

Происхождение сектантства почти всегда стоит в связи с недостатками и пороками, наблюдаемыми в жизни православных и представляет собой протест против них. Выступая с протестом, сектанты, естественно, на первых порах стараются удаляться и избегать тех недостатков и пороков, какие они замечают и порицают в жизни православных. И насколько они этого достигают, настолько, действительно, им удается осуществить в жизни своей Евангельские начала, настолько, конечно, сектанство не может не вызвать к себе некоторых симпатий.

Но дело в том, что всякий протест имеет значение лишь тогда и постольку, поскольку он основывается на положительных данных и имеет под собой реальную почву. Между тем, начатый сектантами протест не удерживается в должных границах.

Несправедливо, таким образом, обвиняя всю Церковь в том, в чем повинны лишь некоторые ее члены, сектанты отделяются от нее и порывают с ней всякую связь. Теперь протест, доведенный до крайности, теряет под собой положительную реальную почву, переходит в одно голое, чистое отрицание и принимает характер явления болезненного, ненормального.

Отделившись от Церкви и отвергнув тот широкий прочный авторитет обще-церковного сознания, на котором они доселе утверждались, сектанты лишаются твердой точки опоры, теряют устойчивость и вступают на скользкий путь субъективизма. Не легко, не сразу происходит это отделение от Церкви, тяжелой внутренней борьбой сопровождается оно.

Естественное при всякой перемене религиозных убеждений, возбуждение религиозного чувства сопровождается более строгим образом жизни, в котором сектанты, отделившись от Церкви и лишаясь ее освящающих благодатных действий, стараются найти для себя якорь спасения.

И вот, взволнованное, тревожное, колеблющееся религиозно-нравственное чувство отщепенцев достигает сильной степени напряжения и дает пышный цвет. Но — это напряжение ненормальное, болезненное, и потому скоропереходящее. Этот цвет напоминает собой красивый цвет румяного яблока, сердцевину которого подтачивает червь. Это — пустоцвет, который, не успев расцвести, увядает…

Такова тайна жизни сектантов, столь прославленная многими светскими писателями. Здесь же объяснение той противоположности, какая существует во взглядах и суждениях о ней. Двуликая жизнь сектантов представляется разным наблюдателям с разных сторон:

• одни останавливают свой взор на румяном цвете яблока и видят в сектанстве явление светлое, симпатичное;
• другие же идут дальше, берут глубже, и за красивой, обольстительной внешней оболочкой усматривают одну лишь пустую червоточину…

Итак, рассмотрев новый взгляд части общества и светской литературы на сектантство, мы убеждаемся в его несостоятельности: взгляд этот представляет собой крайнюю идеализацию сектанства, вытекает из источника нечистого, опирается на непрочном основании.

Правда, по своей новизне и видимой заманчивости этот взгляд получил большую распространенность среди светского общества, незнакомого близко с сектанством. Но, как взгляд неправильный, произвел лишь путаницу в понятиях о сектанстве и нисколько не подвинул вперед дело его изучения.

А между тем сектанство давно уже ждет своего научного исследования и объективного освещения современного его состояния.