Секта "Иоанниты"
Статья священника и миссионера Херсонской епархии Феодосия Кирики про секту «иоанитов» в Царской России на начало 20 века
Иоанниты, как и всякая секта, имеют свою историю. Но так как секта эта недавнего происхождения и к тому же мистическая, то ее полная история обрисуется фактически еще не так скоро. Аналогичные явления с полной историей хлыстов и скопцов — лучшее тому доказательство: секты эти, не смотря на столетие существования, полную свою историю получили тольк в истекшем девятнадцатом веке.
Иоанн Кронштадтский с вождями секты иоаннитов, справа от протоиерея — Матрёна Киселёва (Порфирия), слева — Назарий Димитриев (старец Назарий). Из книги Николая Большаков «Источник живой воды» (СПб., 1910). Подпись в книге под изображением: «Фотографический снимок, сделанный с дорогого батюшки, когда он посещал для совершения молебнов и исповеди Порфирию Ивановну Киселёву († 12 ноября 1905 года), ту самую которая изображалась в „Чёрных воронах". По правую сторону о. Иоанна стоит подвижник старец Назарий, а по левую — Порфирия Ив. Киселева»
Цель этого доклада — познакомить отцов и господ миссионеров с историей возникновения этой секты вообще и в частности в Херсонской епархии и тем привнести крупицу в широкую область сектоведения.
Родиной иоаннитов должно считать город Кронштадт, Санкт-Петербургской губернии. Здесь вокруг светлой личности протоиерея Иоанна Ильича Серпева, религиозно-просветительная и благотворительная деятельность которого пышно расцвела еще в 80-х годах 19-го столетия, присосались темные люди с хлыстовской настроенностью и настоящее хлысты. Вот такие личности и были той первоначальной ячейкой сектантского движения, имя которому впоследствии дали — иоанниты. Иначе, в виду сродства этого учения с хлыстовством, причину возникновения этой секты и представить нельзя.
Въ этом сектантском движении мы привыкли уже к именам Василия Седоровича Пустошкина, Николая Ивановича Большакова, Порфирии Киселевой, Михаила Петрова, старца Назария потому, что с каждым именем здесь так или иначе выпукло проявилось иоаннитовское движение. Вероятно, эти личности были и родоначальниками его.
С 1885 года некоторые из почитателей и почитательниц о. Иоанна преимущественно — пришлые, стали в городе Кронштадт снимать целые дома, особенно вблизи Андреевского собора, с целью давать временный приют приезжим почитателям о. Иоанна, устраивать им здесь свидания с о. Иоанном и принимать пожертвования деньгами и натурой якобы для него.
Режим в этих домах был почти монастырский: женщины жили отдельно от мужчин и пища предлагалась постная. Усердие предпринимателей, по видимому с хорошею целью, не ослабевало, и дело шло без убытка: квартиры полны были «богомольцами»… Здесь уже были личности, порвавшие жизнь с миром и желающие спасаться около батюшки о. Иоанна… Причем таких личностей в домах Бочкова и Борисова («странноприемные квартиры») к концу 80-х годов и начала 90-х нужно считать уже десятками, прибывших из разных мест широкой Руси: Ярославской, Тульской, Минской, Петербургской, Псковской, Новгородской, Тверской, Оренбургской, Самарской, Калужской, Саратовской, Смоленской и Херсонской губерний.
Личность о. Иоанна ими уже обожается: он есть сам Господь Иисус Христос, Судья Мира. Верований своих эти личности не скрывают; среди местных и приезжих богомольцев они ведут уже открытую пропаганду. Разносится это верование отсюда, таким образом, далеко за пределы Кронштадта, что скоро и дало о себе знать.
В 1892 году С.-Петербургскому епархиальному начальству пришлось уже считаться с заблуждениями иоаннитского характера крестьянина Владимира Кодратова из деревни Лугов, принадлежащей приходом к церкви Кропивенского погоста, Гдовского уезда. Сюда митрополитом Исидором был командирован даже сам о. Иоанн для вразумления Кондратова и его единомышленников.
Родиной иоаннитов должно считать город Кронштадт, Санкт-Петербургской губернии. Здесь вокруг светлой личности протоиерея Иоанна Ильича Серпева, религиозно-просветительная и благотворительная деятельность которого пышно расцвела еще в 80-х годах 19-го столетия, присосались темные люди с хлыстовской настроенностью и настоящее хлысты. Вот такие личности и были той первоначальной ячейкой сектантского движения, имя которому впоследствии дали — иоанниты. Иначе, в виду сродства этого учения с хлыстовством, причину возникновения этой секты и представить нельзя.
Въ этом сектантском движении мы привыкли уже к именам Василия Седоровича Пустошкина, Николая Ивановича Большакова, Порфирии Киселевой, Михаила Петрова, старца Назария потому, что с каждым именем здесь так или иначе выпукло проявилось иоаннитовское движение. Вероятно, эти личности были и родоначальниками его.
С 1885 года некоторые из почитателей и почитательниц о. Иоанна преимущественно — пришлые, стали в городе Кронштадт снимать целые дома, особенно вблизи Андреевского собора, с целью давать временный приют приезжим почитателям о. Иоанна, устраивать им здесь свидания с о. Иоанном и принимать пожертвования деньгами и натурой якобы для него.
Режим в этих домах был почти монастырский: женщины жили отдельно от мужчин и пища предлагалась постная. Усердие предпринимателей, по видимому с хорошею целью, не ослабевало, и дело шло без убытка: квартиры полны были «богомольцами»… Здесь уже были личности, порвавшие жизнь с миром и желающие спасаться около батюшки о. Иоанна… Причем таких личностей в домах Бочкова и Борисова («странноприемные квартиры») к концу 80-х годов и начала 90-х нужно считать уже десятками, прибывших из разных мест широкой Руси: Ярославской, Тульской, Минской, Петербургской, Псковской, Новгородской, Тверской, Оренбургской, Самарской, Калужской, Саратовской, Смоленской и Херсонской губерний.
Личность о. Иоанна ими уже обожается: он есть сам Господь Иисус Христос, Судья Мира. Верований своих эти личности не скрывают; среди местных и приезжих богомольцев они ведут уже открытую пропаганду. Разносится это верование отсюда, таким образом, далеко за пределы Кронштадта, что скоро и дало о себе знать.
В 1892 году С.-Петербургскому епархиальному начальству пришлось уже считаться с заблуждениями иоаннитского характера крестьянина Владимира Кодратова из деревни Лугов, принадлежащей приходом к церкви Кропивенского погоста, Гдовского уезда. Сюда митрополитом Исидором был командирован даже сам о. Иоанн для вразумления Кондратова и его единомышленников.
Старец Назарий и Порфирия Кисилева
С 1895 года в г. Ораниенбауме, Петербургской губ., поселяется из Кронштадта некая мещанка Порфирия Ивановна Киселева.
Вокруг нее группируются какие-то чернички, образ жизни которых, по видимому, монашеский. Из Кронштадта группами сюда направляются богомольцы за получением благословения от «матери» Порфирии. Порфирия, по народной молве, именуется «богородицей». Об о. Иоанне проговаривается она перед богомольцами, что он — Христос… Здесь часто видят Василия Пустошкина, Михаила Петрова и «старца» Назария. Сама Порфирия часто выезжает в Кронштадт и посещает о. Иоанна. Иногда толпа чающих и отдающих милостей от о. Иоанна во всеуслышание называет ее здесь «богородицей».
Русские газеты дают следующие интересные сведения о личности Порфирии Киселевой.
«Богородица», говорит газета «Русь», завела целую систему воздействия на своих последователей. Она принимала посетителей по-одиночке в совершенно темной комнате, сидя в углу под иконами на троне, в хитоне и тунике (какой изображается Богородица на иконах); в углу, за троном, устраивались электрические лампочки, которые, окружая «богородицу» разноцветным сиянием, давали поразительный эффект. Этот эффект почти всегда поражал и подавлял посетителей, из которых многие в благоговейном страхе падали ниц перед «владычицей», умоляя ее о помощи.
«Богородица милостиво внимала мольбам и обещала свою благодатную помощь, конечно, не безвозмездно»… Корреспондент «Петербургского Листка», как очевидец, следующими словами описывает торжественное шествие Порфирии Киселевой из Андреевского собора к о. Иоанну Кронштадскому.
«После обедни выходит из Андреевскаго собора роскошно одетая «богородица», окруженная целым штатом однообразно, как по казенной форме, одетых девиц. Вот они торжественно сводят «богородицу» под руки по ступеням храма и стройно поют:
«Славьте, славьте «владычицу Мира»,
Идет она к «спасителю батюшке»!
Деревенские бабы, присутствовавшие здесь, с благоговением и слезами умиления взирают на «владычицу» и крестятся. Посадское в изодранных и залатанных зипунах, постукивая по мостовой дырявыми сапогами и опорками, забегают на перед этой процессии, просительно заглядывают «владычице» в глаза: «Не оставьте, матушка, Порфирия Ивановна»! Два «архангела» «богородицы», идущие справа и слева, раздают нищим серебряные монеты…
Вокруг нее группируются какие-то чернички, образ жизни которых, по видимому, монашеский. Из Кронштадта группами сюда направляются богомольцы за получением благословения от «матери» Порфирии. Порфирия, по народной молве, именуется «богородицей». Об о. Иоанне проговаривается она перед богомольцами, что он — Христос… Здесь часто видят Василия Пустошкина, Михаила Петрова и «старца» Назария. Сама Порфирия часто выезжает в Кронштадт и посещает о. Иоанна. Иногда толпа чающих и отдающих милостей от о. Иоанна во всеуслышание называет ее здесь «богородицей».
Русские газеты дают следующие интересные сведения о личности Порфирии Киселевой.
«Богородица», говорит газета «Русь», завела целую систему воздействия на своих последователей. Она принимала посетителей по-одиночке в совершенно темной комнате, сидя в углу под иконами на троне, в хитоне и тунике (какой изображается Богородица на иконах); в углу, за троном, устраивались электрические лампочки, которые, окружая «богородицу» разноцветным сиянием, давали поразительный эффект. Этот эффект почти всегда поражал и подавлял посетителей, из которых многие в благоговейном страхе падали ниц перед «владычицей», умоляя ее о помощи.
«Богородица милостиво внимала мольбам и обещала свою благодатную помощь, конечно, не безвозмездно»… Корреспондент «Петербургского Листка», как очевидец, следующими словами описывает торжественное шествие Порфирии Киселевой из Андреевского собора к о. Иоанну Кронштадскому.
«После обедни выходит из Андреевскаго собора роскошно одетая «богородица», окруженная целым штатом однообразно, как по казенной форме, одетых девиц. Вот они торжественно сводят «богородицу» под руки по ступеням храма и стройно поют:
«Славьте, славьте «владычицу Мира»,
Идет она к «спасителю батюшке»!
Деревенские бабы, присутствовавшие здесь, с благоговением и слезами умиления взирают на «владычицу» и крестятся. Посадское в изодранных и залатанных зипунах, постукивая по мостовой дырявыми сапогами и опорками, забегают на перед этой процессии, просительно заглядывают «владычице» в глаза: «Не оставьте, матушка, Порфирия Ивановна»! Два «архангела» «богородицы», идущие справа и слева, раздают нищим серебряные монеты…
Отец Иоанн с супругой
Посадское, обрадованные щедрой получкой, весело подпрыгивают под звуки несмолкающего стройного пения «Славьте».
Люди понимающее, проходят, удивляются и негодуют, а процессия с пением тихо и торжественно подвигается вперед по направлению к Андреевской улице… Раздается пение:
«Славьте, славьте „владычицу Мира“,
Идет она к „спасителю—батюшке“.
Замечательно, что даже на конвертах писем, адресуемых Порфирии Киселевой, делалась ее последователями такая надпись: „Ее превосходительству, пречистой и преблагословенной матери нашей Парфирии Ивановне Киселевой“*.
К концу 90-х годов пропаганда иоаннитского характера в Кронштадте приняла настолько широкие размеры, что сам о. Иоанн придал этому движению серьезное значение и, по обращению к власти, желая парализовать пропаганду на месте, настоял на высылке из города некоторых своих „почитателей“ и „почитательниц“.
Но „прелазя инуде“, эти личности скоро опять возвратились в Кронштадт и повели свое преступное дело с дьявольской хитростью: став почему-то доступными к о. Иоанну, они его детскую доверчивость к ним использовали очень широко в своих пропагаторских видах. А именно: среди местных и приезжих богомольцев свои еретические воззрения на личность о. Иоанна стали пропагандировать якобы с благословения на это самого дорогого батюшки…, очень доступного и близкого к ним. ,"Дело» росло и крепло в глубь и в ширь.
В 1902 году Святейший Синод вынужден был потревожить достославную старость о. Иоанна и командировал его в Солигаличский уезд, Костромской губернии, в деревню Хорошево к крестьянину Ивану Артамонову Пономареву и его единомышленникам, впавшим в заблуждение иоаннитского характера.
Принимая во внимание, с одной стороны, что Иван Пономарев долго якшался с иоаннитами в Кронштадте, с другой, — что на месте родины он сразу выступает с определенным новым вероучением и культом, нужно признать, что сектанство этого вида имело уже правильную организацию, чего нельзя еще было вполне усмотреть в деле Владимира Кодратова. И действительно, в вceпoддaннейшeм отчете обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева за 1901 год читаем уже, что иоаннитство есть секта. А словам этого мужа, мужа холодного рассудка и глубокого знатока веры и канонов Церкви православной, не доверять нельзя…
Люди понимающее, проходят, удивляются и негодуют, а процессия с пением тихо и торжественно подвигается вперед по направлению к Андреевской улице… Раздается пение:
«Славьте, славьте „владычицу Мира“,
Идет она к „спасителю—батюшке“.
Замечательно, что даже на конвертах писем, адресуемых Порфирии Киселевой, делалась ее последователями такая надпись: „Ее превосходительству, пречистой и преблагословенной матери нашей Парфирии Ивановне Киселевой“*.
К концу 90-х годов пропаганда иоаннитского характера в Кронштадте приняла настолько широкие размеры, что сам о. Иоанн придал этому движению серьезное значение и, по обращению к власти, желая парализовать пропаганду на месте, настоял на высылке из города некоторых своих „почитателей“ и „почитательниц“.
Но „прелазя инуде“, эти личности скоро опять возвратились в Кронштадт и повели свое преступное дело с дьявольской хитростью: став почему-то доступными к о. Иоанну, они его детскую доверчивость к ним использовали очень широко в своих пропагаторских видах. А именно: среди местных и приезжих богомольцев свои еретические воззрения на личность о. Иоанна стали пропагандировать якобы с благословения на это самого дорогого батюшки…, очень доступного и близкого к ним. ,"Дело» росло и крепло в глубь и в ширь.
В 1902 году Святейший Синод вынужден был потревожить достославную старость о. Иоанна и командировал его в Солигаличский уезд, Костромской губернии, в деревню Хорошево к крестьянину Ивану Артамонову Пономареву и его единомышленникам, впавшим в заблуждение иоаннитского характера.
Принимая во внимание, с одной стороны, что Иван Пономарев долго якшался с иоаннитами в Кронштадте, с другой, — что на месте родины он сразу выступает с определенным новым вероучением и культом, нужно признать, что сектанство этого вида имело уже правильную организацию, чего нельзя еще было вполне усмотреть в деле Владимира Кодратова. И действительно, в вceпoддaннейшeм отчете обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева за 1901 год читаем уже, что иоаннитство есть секта. А словам этого мужа, мужа холодного рассудка и глубокого знатока веры и канонов Церкви православной, не доверять нельзя…
Ссылка
«Петербургская газета», сообщая о знакомстве, известного доктора Панченко с Порфирией Киселевой, пишет о ней следующее: «Иоаннитская лже-богородица» занемогла. Желая скрыть историю своей болезни и ее причины, («богородица» любила хороший крепкий коньяк), она по рекомендации баронессы Т. пригласила к себе из Петербурга доктора Панченко.
Киселева приняла доктора в своей спальне. Одета она была в белое легкое платье, покроем своим напоминавшее греческий хитон. На плечах хитона золотыми нитями были вышиты два ангела. Больная «богородица», окруженная девушками в таких-же оригинальных платьях, но без вышитых ангелов испугала д-ра Панченко.
Он подумал, что попал в дом сумасшедших. Однако, баронесса успокоила доктора и он остался. Осмотрев больную, Панченко прописал ей natrum bicarbonicum с лимонной кислотой и валериановые капли, которые, как оказывается, дают после сильного перепоя. Ред.
Киселева приняла доктора в своей спальне. Одета она была в белое легкое платье, покроем своим напоминавшее греческий хитон. На плечах хитона золотыми нитями были вышиты два ангела. Больная «богородица», окруженная девушками в таких-же оригинальных платьях, но без вышитых ангелов испугала д-ра Панченко.
Он подумал, что попал в дом сумасшедших. Однако, баронесса успокоила доктора и он остался. Осмотрев больную, Панченко прописал ей natrum bicarbonicum с лимонной кислотой и валериановые капли, которые, как оказывается, дают после сильного перепоя. Ред.
Иоанн Кронштадтский (настоящее имя — Иоанн Ильич Сергиев; 19 (31) октября 1829, село Сура, Пинежский уезд, Архангельская губерния — 20 декабря 1908 (2 января 1909), Кронштадт, Санкт-Петербургская губерния)
Здесь можно остановиться на истории возникновения секты иоаннистов вообще. Претендовать на полноту ее — преждевременно.
Дальнейшие годы, особенно с 1905 года, только еще больше вскрыли ту еретическую язву, носители которой так нахально и кощунственно прикрылись именем светильника русской церкви, о. Иоанна Кронштадского. Прислушиваясь к разговорам участников многолюдного IV Всероссийского миссионерского съезда, прихожу к тому печальному заключению, что нет у нас епархии, свободной от этой еретической язвы. Из наблюдений над этою сектой получается всюду общее впечатление, что Иоанниты выхватывают у нас прихожан лучшей религиозной настроенности…
Коснусь теперь, в частности, возникновения этой еретической язвы и в нашей Херсонской епархии.
До марта 1907 года в нашей епархии иоаннитов не было, хотя подготовительная пропагандисткая работа к их появлению, как теперь стало известно, была начата еще в конце 1904 года.
Дальнейшие годы, особенно с 1905 года, только еще больше вскрыли ту еретическую язву, носители которой так нахально и кощунственно прикрылись именем светильника русской церкви, о. Иоанна Кронштадского. Прислушиваясь к разговорам участников многолюдного IV Всероссийского миссионерского съезда, прихожу к тому печальному заключению, что нет у нас епархии, свободной от этой еретической язвы. Из наблюдений над этою сектой получается всюду общее впечатление, что Иоанниты выхватывают у нас прихожан лучшей религиозной настроенности…
Коснусь теперь, в частности, возникновения этой еретической язвы и в нашей Херсонской епархии.
До марта 1907 года в нашей епархии иоаннитов не было, хотя подготовительная пропагандисткая работа к их появлению, как теперь стало известно, была начата еще в конце 1904 года.
Первая волна Иоаннитов в Херсонской епархии
В этом году возвратился в гор. Новомиргород из Петербурга, где служил на военной службе, старший унтер-офицер лейб-гвардии Финляндского полка, местный мещанин Андрей Авксентьев Чернов, сын довольно зажиточных родителей, и сразу внес на религиозной почве несогласие и раздоры в свою родную семью и особенно в семью родного брата. При этом он поражает родных, своих и соседей набожностью, вообще аскетической настроенностью: о женитьбе и слушать не хочет, собирается в монахи поступить… К этому —благоговеет он перед жизнью и учением «дорогого батюшки» (о. Иоанна Кронштадского), скорбит, что «мир не знает, кто такой есть дорогой батюшка» и изредка проговаривается, что «спастись можно только в Кронштадте, поэтому желающие спасения пусть поспешат уехать туда».
Первым доверился ему женатый брат, обнаружив это тем, что прекратил половое общение со своей женой, за что последняя избила Андрея, и желанием непременно, не смотря на уговоры родных, уехать и жить в Кронштадте, что в скором времени вместе с Андреем и исполнил.
Постоянный раздор в родной семье, слухи о забранных деньгах, слезы и жалобы жены брата набросили тень на Андрея и его авторитет, как набожного человека, пал. Сознал это и сам Андрей, поэтому «работать» в гор. Новомиргороде перестал. С этого времени до начала 1907 года он посещает гор. Новомиргород изредка, да и то на короткое время, пропаганды здесь не ведет, а совершает поездки в ближайшие села, и особенно в м. Злынку, Елисаветградского уезда.
Очевидно, что Чернов с большой осторожностью искал почву для своих семян, чтобы наверняка пожать плоды. И вот в марте 1907 года появляется он в м. Злынке, где у него есть уже знакомые: Иван Коняев с женою, Федор Жилин, Андрей Бас и Агафия Дикунова, оказавшиеся впоследствии, по народной молве, первыми иоаннитами здесь. Агафья Дикунова скоро даже переселилась в Кронштадт, обобрав предварительно своих родителей для «дорогого батюшки». Открыто
Первым доверился ему женатый брат, обнаружив это тем, что прекратил половое общение со своей женой, за что последняя избила Андрея, и желанием непременно, не смотря на уговоры родных, уехать и жить в Кронштадте, что в скором времени вместе с Андреем и исполнил.
Постоянный раздор в родной семье, слухи о забранных деньгах, слезы и жалобы жены брата набросили тень на Андрея и его авторитет, как набожного человека, пал. Сознал это и сам Андрей, поэтому «работать» в гор. Новомиргороде перестал. С этого времени до начала 1907 года он посещает гор. Новомиргород изредка, да и то на короткое время, пропаганды здесь не ведет, а совершает поездки в ближайшие села, и особенно в м. Злынку, Елисаветградского уезда.
Очевидно, что Чернов с большой осторожностью искал почву для своих семян, чтобы наверняка пожать плоды. И вот в марте 1907 года появляется он в м. Злынке, где у него есть уже знакомые: Иван Коняев с женою, Федор Жилин, Андрей Бас и Агафия Дикунова, оказавшиеся впоследствии, по народной молве, первыми иоаннитами здесь. Агафья Дикунова скоро даже переселилась в Кронштадт, обобрав предварительно своих родителей для «дорогого батюшки». Открыто
Чернов устраивает в местечке свои собрания, и желающих не вмещает дом. Слава его, как набожного человека, растет. С ним здесь знакомится ищущий истины Андрей Мотылев, кр. поселка Новониколаевки (Колоколовка), прихода села Шмидтова, Елисаветградскаго уезда, и просит «наставить на путь Божий его и его односельчан». Отказа нет.
Оставляет Чернов Злынку, гдe уже есть его последователи, и переселяется в Новониколаевку, поселившись сначала в доме А. Мотылева, а затем С. Ружина. Собрания — открытые. Поселок скоро теряет голову: настроение жителей — все продать и ехать в Кронштадт к «дорогому батюшке». Первыми иоаннитами оказались: Стефан Ружин с женой и Петр Жигалов с женой.
Посетил он отсюда с целью пропаганды следующие местности Елисаветградского уезда: м. Хмелевое, с. Новаковку, хут. Добичевку, Глодосскаго прихода, сс. Шмидтово и Лозоватку. Затем возвращается опять в поселок Новониколаевку, где уже занят и организацией предстоящей поездки к «дорогому батюшке», вербуя для этого людей преимущественно зажиточных и среднего достатка.
Отсюда перекочевывает он в большую и зажиточную деревню Миролюбовку, прихода с. Эрделиевки, Елисаветградского уезда, поселяется в доме Алексея Шевченко. Здесь-же помещается и бакалейная лавка кр. дер. Филимоновой, Никифора Ткаченка, 40-летнего холостяка. Все они были уже раньше знакомы с Черновым и впоследствии оказались первыми совращенными в иоаннитство. Здесь Чернов скоро покорил жителей себе: пред ним, Божьим человеком, блaгoгoвели и малые, и старые. Собрания из дома перенесли даже в земскую школу.
Жатва материальная и духовная для него — обильна. Некоторые родители отпускают с ним в предстоящую скорую поездку к «дорогому батюшке» и своих дочерей (кстати сказать самых красивых в деревне). Чернов обещает пристроить их в «батюшкином» Монастыре. Это — Ольга Щербакова, Стефанида Федченкова и Елисавета Стопчакова, которых впоследствии вырвали из рук В.Ф. Пустошкина, неизвестного эксплуататора именем о. Иоанна Кронштадтского доверчивой публики, благодаря благосклонному вмешательству первоиерарха русской церкви Антония, митрополита С.-Петербургского и Ладожского (см. Херсонские Епархиальные Ведомости 22 N° за 1907 г. стр. 415—417).
Отсюда Никифор Ткаченко проводит Чернова к своей богатой сестре Иустинии, в замужестве за Андреем Кушпилем, крестьянином села Дыминой (Леслиево), которая с мужем скоро и совращаются в иоаниитство. И здесь те же собрания и тоже подавляющее впечатление от «набожного человека» на жителей. А. Кушпиль даже распродает свое имущество и переселяется в Кронштадт, где теперь, обобранный, пресмыкается с женою на задворках у иоаннитов.
Посетил Чернов и с. Шмидтово, где «работал» открыто; ему поверила некая Епистимия Кобря. Вообще «поклонников» и «поклонниц» «дорогого батюшки» оказалось в этих местностях очень много, и многие из них в начале мая 1907 года, во главе с Черновым, спешат в Кронштадт к «дорогому батюшке». Этим собственно заканчивается первый период пропагандисткой деятельности «апостола или книгоноши дорогого батюшки» в нашей местности, Андрея Авксентьевича Чернова.
Оставляет Чернов Злынку, гдe уже есть его последователи, и переселяется в Новониколаевку, поселившись сначала в доме А. Мотылева, а затем С. Ружина. Собрания — открытые. Поселок скоро теряет голову: настроение жителей — все продать и ехать в Кронштадт к «дорогому батюшке». Первыми иоаннитами оказались: Стефан Ружин с женой и Петр Жигалов с женой.
Посетил он отсюда с целью пропаганды следующие местности Елисаветградского уезда: м. Хмелевое, с. Новаковку, хут. Добичевку, Глодосскаго прихода, сс. Шмидтово и Лозоватку. Затем возвращается опять в поселок Новониколаевку, где уже занят и организацией предстоящей поездки к «дорогому батюшке», вербуя для этого людей преимущественно зажиточных и среднего достатка.
Отсюда перекочевывает он в большую и зажиточную деревню Миролюбовку, прихода с. Эрделиевки, Елисаветградского уезда, поселяется в доме Алексея Шевченко. Здесь-же помещается и бакалейная лавка кр. дер. Филимоновой, Никифора Ткаченка, 40-летнего холостяка. Все они были уже раньше знакомы с Черновым и впоследствии оказались первыми совращенными в иоаннитство. Здесь Чернов скоро покорил жителей себе: пред ним, Божьим человеком, блaгoгoвели и малые, и старые. Собрания из дома перенесли даже в земскую школу.
Жатва материальная и духовная для него — обильна. Некоторые родители отпускают с ним в предстоящую скорую поездку к «дорогому батюшке» и своих дочерей (кстати сказать самых красивых в деревне). Чернов обещает пристроить их в «батюшкином» Монастыре. Это — Ольга Щербакова, Стефанида Федченкова и Елисавета Стопчакова, которых впоследствии вырвали из рук В.Ф. Пустошкина, неизвестного эксплуататора именем о. Иоанна Кронштадтского доверчивой публики, благодаря благосклонному вмешательству первоиерарха русской церкви Антония, митрополита С.-Петербургского и Ладожского (см. Херсонские Епархиальные Ведомости 22 N° за 1907 г. стр. 415—417).
Отсюда Никифор Ткаченко проводит Чернова к своей богатой сестре Иустинии, в замужестве за Андреем Кушпилем, крестьянином села Дыминой (Леслиево), которая с мужем скоро и совращаются в иоаниитство. И здесь те же собрания и тоже подавляющее впечатление от «набожного человека» на жителей. А. Кушпиль даже распродает свое имущество и переселяется в Кронштадт, где теперь, обобранный, пресмыкается с женою на задворках у иоаннитов.
Посетил Чернов и с. Шмидтово, где «работал» открыто; ему поверила некая Епистимия Кобря. Вообще «поклонников» и «поклонниц» «дорогого батюшки» оказалось в этих местностях очень много, и многие из них в начале мая 1907 года, во главе с Черновым, спешат в Кронштадт к «дорогому батюшке». Этим собственно заканчивается первый период пропагандисткой деятельности «апостола или книгоноши дорогого батюшки» в нашей местности, Андрея Авксентьевича Чернова.
Вторая волна Иоаннитов в Херсонской епархии
Второй период его деятельности начался по приезду в Петербург и он был для Чернова и вообще для «дела иоанитов» не так уже счастлив и потому по своим последствиям для нашей местности не особенно благоприятным. Партия «паломников» прежде всего явилась пред очи В. Ф. Пустошкина (Вознесенский или Екатерингофский пр., д. № 37, кв. 44). Здесь приняли от них вещественные дары (хлеб, ковры, платки, лишнюю одежду), для «раздачи бедным» около «дорогого батюшки».
Потом — приставные мальчуганы поводили «паломников» немного по петербургским церквям и предложено было собираться в Кронштадт. Помолились. Затем Чернов держал речь: «Братья и сестры! Деньги, которые при вас, это — змея, они будут мешать вам увидеть Господа, поэтому отдайте их сюда. Дорожите спасением, а к деньгам сердца не прилагайте. Мы сами уже передадим их «дорогому батюшке».
И доверчивые сердца отдали все деньги, остались, как липки. Билеты в Кронштадт покупал «паломникам» сам Чернов. В городе он поселил всех в доме Борисова по Андреевской улице (притон иоаннитов), выдавая этот дом за «Дом Трудолюбия».
В собор повел их сам Чернов. Увидели «дорогого батюшку», некоторые и запричастились у него. Впечатление получилось — двойственное: одни, что о. Иоанн — обыкновенный человек, священник, другие, что он — «бог». Стали подогревать «веру» у неверующих.
С этой целью было пущено в ход «чудо»: один из «паломников» заявил, что «чирьи у него зажили только здесь, после причащения у дорогого батюшки».
Старец Назарий (душа притона) объявил «поучение». Вечером горница его наполнилась слушателями. Бичует он неверие (конечно, — в бога — Иоанна) и языческую жизнь мирян. Во время речи старца Назария, Чернов с остальными «плакальщиками» рыдали навзрыд, чем заражали и многих. Старец, наконец, утешил слушателей: «завтра дорогой батюшка совершит у нас водосвятие». И действительно совершил, за что преподнесли о. Иоанну около девяти рублей, но не более…
По уходу о. Иоанна, которого все встретили и провожали, стоя на коленях, старец Назарий сказал: «Вот вы своими глазами видели Господа и что он духом своим святым освятил нам воду». Дали потом «паломникам» понять, что пора им и разъезжаться… Купили всем билеты домой.
Въ дороге раскол между паломниками принял резкую форму, одни — стояли твердо за бога — Иоанна, другие — против такой веры и стали при этом поговаривать об обманах, шарлатанства и обдирательстве людей. Поразило их и то, что девицы в «батюшкин» монастырь не поступили, а остались у В.Ф. Пустошкина… И в своих местах, дома «богомольцы» внесли тот же раскол.
Наступившие полевые работы сгладили отчасти у односельчан остроту интереса к бывшей поездке, но с наступлением осени она всплыла во всей своей силе.
Потом — приставные мальчуганы поводили «паломников» немного по петербургским церквям и предложено было собираться в Кронштадт. Помолились. Затем Чернов держал речь: «Братья и сестры! Деньги, которые при вас, это — змея, они будут мешать вам увидеть Господа, поэтому отдайте их сюда. Дорожите спасением, а к деньгам сердца не прилагайте. Мы сами уже передадим их «дорогому батюшке».
И доверчивые сердца отдали все деньги, остались, как липки. Билеты в Кронштадт покупал «паломникам» сам Чернов. В городе он поселил всех в доме Борисова по Андреевской улице (притон иоаннитов), выдавая этот дом за «Дом Трудолюбия».
В собор повел их сам Чернов. Увидели «дорогого батюшку», некоторые и запричастились у него. Впечатление получилось — двойственное: одни, что о. Иоанн — обыкновенный человек, священник, другие, что он — «бог». Стали подогревать «веру» у неверующих.
С этой целью было пущено в ход «чудо»: один из «паломников» заявил, что «чирьи у него зажили только здесь, после причащения у дорогого батюшки».
Старец Назарий (душа притона) объявил «поучение». Вечером горница его наполнилась слушателями. Бичует он неверие (конечно, — в бога — Иоанна) и языческую жизнь мирян. Во время речи старца Назария, Чернов с остальными «плакальщиками» рыдали навзрыд, чем заражали и многих. Старец, наконец, утешил слушателей: «завтра дорогой батюшка совершит у нас водосвятие». И действительно совершил, за что преподнесли о. Иоанну около девяти рублей, но не более…
По уходу о. Иоанна, которого все встретили и провожали, стоя на коленях, старец Назарий сказал: «Вот вы своими глазами видели Господа и что он духом своим святым освятил нам воду». Дали потом «паломникам» понять, что пора им и разъезжаться… Купили всем билеты домой.
Въ дороге раскол между паломниками принял резкую форму, одни — стояли твердо за бога — Иоанна, другие — против такой веры и стали при этом поговаривать об обманах, шарлатанства и обдирательстве людей. Поразило их и то, что девицы в «батюшкин» монастырь не поступили, а остались у В.Ф. Пустошкина… И в своих местах, дома «богомольцы» внесли тот же раскол.
Наступившие полевые работы сгладили отчасти у односельчан остроту интереса к бывшей поездке, но с наступлением осени она всплыла во всей своей силе.
Явились охотники из заинтересованных проверить все своими очами. Те девицы были уже вытребованы на родину. Одна из них вернулась фанатичной иоанниткой, это именно — Елизавета Стопчакова. Явился опять в эти местности и Чернов и в лице первых совратившихся нашел сильную поддержку в своей пропагандисткой деятельности.
Духовенство, благодаря оповещению на страницах «Херсонских Епар. Ведомостей» (22 № 1907 г. стр. 415 — 417) Епархиальным противосектантским миссионером М. А. Кальневым, письмо к нему петербургского миссионера Н. И. Булгакова о порядках иоаннитов, предупредило своих прихожан, но Чернов в долгу не остался: он всюду говорил, что «сам дорогой батюшка за клевету на его почитателей наказал-де Булгакова внезапной смертью».
Опять собрание, опять обирательство людей и опять поездка в Кронштадт. Есть и девицы краснозрачные… Среди «паломников» есть Ф. Грищенко (кр. д. Миролюбовки) и Д. Чудненко (кр. с. Дыминой), первого особенно сильно обобрал еще раньше Чернов. Едут они соглядатаями, не упускающими из глаз Чернова. Прибыли в Петербург, предстали пред те-же очи В. Ф. Пустошкина, но обобрать, как липку, эту партию Чернову уже не удалось. Давали все, но мало. Со скорбью Чернов сказал им: «вы же больше из дому денег взяли»!
Двинулись в Кронштадт без Чернова, но их все же заловили в дом Борисова. Были в соборе на общей исповеди; некоторые и запричастились. Общее впечатление, что о. Иоанн — не бог. Опять «поучение» старца Назария, те же «плакальщики» с Черновым во главе и в результате несколько женщин из партии были окончательно обобраны и на дорогу получили даровой проезд как книгоноши (?!). Из партии остается в Петербурге девица Ксения Довгань, которую В. Ф. Пустошкин отправляет книгоношей в Псковскую губернию.
Возвратившиеся поселили дома еще больше скептицизма в «дело» Чернова и К0, открыто обвиняя их в шарлатанстве. Все-же первые совратившиеся упорствуют в своем заблуждении. Появляется опять Чернов и на местах не засиживается. Узнает он, что Афанасий Довгань (кр. д. Миролюбовки) едет в Петербург искать дочь свою Ксению. Чует душа Чернова, что ей не вернуться в эти местности, поэтому, якобы с благословения самого о. Кронштадтского, объявил Нонну Стопчакову (крестьянку дер. Миролюбовки) своей заместительницей и с правом продажи книг, на что вручил ей свидетельство книгоноши, а сам уезжает будто навсегда к «дорогому батюшке». Нашлось и несколько охотников ехать с ним на «поклонение». Едет и Довгань.
В Петербурге и Кронштадте те-же «операции», что и с предшествующими «богомольцами» «дорогого батюшки»… Причем — между Черновым и К0 и Довганем произошел характерный разговор. Довгань «пожертвовал» для «батюшки» только три рубля. Чернов ему заметил: «ты-же взял с собой шестьдесят рублей». В Кронштадте Довганю пришлось выдержать целый натиск из-за остальных денег. «Давай сокровище и давай! Ты — хлебопашеством занимаешься… А мы с чего будем жить?!» — уговаривал Довганя Чернов с К0, но не уговорили, а карты свои окончательно раскрыли…
Дочь свою Довгань случайно встретил здесь же, в доме Борисова, и у ней на руках был уже даровой билет на проезд домой. «Откровенность Чернова и К» стала достоянием через Довганя нашей местности.
Нет истории без конца. Постиг этот конец и черновскую историю насаждения у нас иоаннитства: авторитет его значительно пал, о. Иоанн — бог только для единиц, у массы-же только лучший священник, в каковой чести никто из нас священников, соработников его, ему никогда и не отказывал.
Такова история возникновения в нашей епархии иоаннитства, ясно свидетельствующая, с одной стороны, что очаг его (родина) город Кронштадт, с другой, что секта эта имеет стройную организацию, широко раскинутую по лицу матушки Руси.
Духовенство, благодаря оповещению на страницах «Херсонских Епар. Ведомостей» (22 № 1907 г. стр. 415 — 417) Епархиальным противосектантским миссионером М. А. Кальневым, письмо к нему петербургского миссионера Н. И. Булгакова о порядках иоаннитов, предупредило своих прихожан, но Чернов в долгу не остался: он всюду говорил, что «сам дорогой батюшка за клевету на его почитателей наказал-де Булгакова внезапной смертью».
Опять собрание, опять обирательство людей и опять поездка в Кронштадт. Есть и девицы краснозрачные… Среди «паломников» есть Ф. Грищенко (кр. д. Миролюбовки) и Д. Чудненко (кр. с. Дыминой), первого особенно сильно обобрал еще раньше Чернов. Едут они соглядатаями, не упускающими из глаз Чернова. Прибыли в Петербург, предстали пред те-же очи В. Ф. Пустошкина, но обобрать, как липку, эту партию Чернову уже не удалось. Давали все, но мало. Со скорбью Чернов сказал им: «вы же больше из дому денег взяли»!
Двинулись в Кронштадт без Чернова, но их все же заловили в дом Борисова. Были в соборе на общей исповеди; некоторые и запричастились. Общее впечатление, что о. Иоанн — не бог. Опять «поучение» старца Назария, те же «плакальщики» с Черновым во главе и в результате несколько женщин из партии были окончательно обобраны и на дорогу получили даровой проезд как книгоноши (?!). Из партии остается в Петербурге девица Ксения Довгань, которую В. Ф. Пустошкин отправляет книгоношей в Псковскую губернию.
Возвратившиеся поселили дома еще больше скептицизма в «дело» Чернова и К0, открыто обвиняя их в шарлатанстве. Все-же первые совратившиеся упорствуют в своем заблуждении. Появляется опять Чернов и на местах не засиживается. Узнает он, что Афанасий Довгань (кр. д. Миролюбовки) едет в Петербург искать дочь свою Ксению. Чует душа Чернова, что ей не вернуться в эти местности, поэтому, якобы с благословения самого о. Кронштадтского, объявил Нонну Стопчакову (крестьянку дер. Миролюбовки) своей заместительницей и с правом продажи книг, на что вручил ей свидетельство книгоноши, а сам уезжает будто навсегда к «дорогому батюшке». Нашлось и несколько охотников ехать с ним на «поклонение». Едет и Довгань.
В Петербурге и Кронштадте те-же «операции», что и с предшествующими «богомольцами» «дорогого батюшки»… Причем — между Черновым и К0 и Довганем произошел характерный разговор. Довгань «пожертвовал» для «батюшки» только три рубля. Чернов ему заметил: «ты-же взял с собой шестьдесят рублей». В Кронштадте Довганю пришлось выдержать целый натиск из-за остальных денег. «Давай сокровище и давай! Ты — хлебопашеством занимаешься… А мы с чего будем жить?!» — уговаривал Довганя Чернов с К0, но не уговорили, а карты свои окончательно раскрыли…
Дочь свою Довгань случайно встретил здесь же, в доме Борисова, и у ней на руках был уже даровой билет на проезд домой. «Откровенность Чернова и К» стала достоянием через Довганя нашей местности.
Нет истории без конца. Постиг этот конец и черновскую историю насаждения у нас иоаннитства: авторитет его значительно пал, о. Иоанн — бог только для единиц, у массы-же только лучший священник, в каковой чести никто из нас священников, соработников его, ему никогда и не отказывал.
Такова история возникновения в нашей епархии иоаннитства, ясно свидетельствующая, с одной стороны, что очаг его (родина) город Кронштадт, с другой, что секта эта имеет стройную организацию, широко раскинутую по лицу матушки Руси.
О. Иоанн Кронштадтский в г. Боровичи. Рядом — городской голова и местные чиновники. Фото 1901 г.
Культ и учение Иоаннитов
Перейдем теперь к вероучению и культу иоаннитов.
Что в вероучении иоанитов мы можем уже безошибочно считать за их сектантскую догму? Еретические воззрения на личность о. Иоанна, по которым будто-бы он есть сам Господь Иисус Христос, Судья Мира. Для подтверждения этого беру нижеследующие выдержки из иоаннитских изданий:
- «Люди, простые сердцем, называют о. Иоанна Богом. Я, по разумению своему, убежден, что люди эти не ошибаются» (см. «К свободе призвал нас Господь и быть богатыми всем…» Часть 1-я. Изд. ред. жур. «Кронштадтский Маяк» 1907 г. стр. 5).
- «Св. Ангел, возвещавший о близкой кончине мира и Страшном Суде, грядущем и приближающем, есть Божественный Святой Муж о. Иоанн Кронштадтский. В нем пребывает Господь на престоле славы Своей, а посему он и есть Сам Господь, раскрывший книгу ведения о скорой кончине мира» (см. «Ключ разумения». Часть 2-я, книга 5-я. Изд. ред. жур. «Кронштадтский Маяк» 1908 г. стр. 3 — 4).
- «Божественный муж, св. ангел совета Отче, о. Иоанн Кронштадтский, через Св. Таинства принят в единение ее одно лицо Господа нашего Иисуса Христа купно со Отцем и Духом святым, он теперь есть Богочеловек» (см. там-же, стр. 27-я).
- «Отвержение храма» есть открытие сокровенного. «Явление кивота завета его» есть явление Богочеловека. Так как во Святых Таинствах пребывает весь нераздельно Христос, то и Христос, пришел на землю, воплотился в человека, — «и явися кивот завета его», то есть завета Господа нашего Иисуса Христа в «храме его». «Храм» есть церковь, то и сей человек «кивотъ завета» есть священнослужитель алтаря, почему и назван он «кивотом завета» Божьего. В храме Божьем св. алтаря он явился самым приготовленным «кивотом» для Господа, Царя Славы, — и человек сей есть уже Боге, или в нем во плоти Сам Бог —Господь Иисус Христос со Отцом и Духом Святым, то-есть вся Святая Троица. Святый светоносный небесный ангел совета Отче отец Иоанн Кронштадтский соединен с Господом нераздельно в одном лице" («Ключ разумения», часть 2-я, книга 5-я, изд. ред. жур. «Кронштадтский Маяк» 1908 г. стр. 10-я).
Не православно иоанниты мыслят и о времени второго пришествия Христова, что также ясно видно из их литературы. Так, например, в книге «Ключ Разумения» (часть 2-я, книга 5-я, изд. ред. журн. «Кронштадтский Маяк» 1908 г. стр. 51-я) читаем следующее:
Прав. Иоанн Кронштадтский с сестрами Анной и Дарьей. Фотография. 1900 г. (РГБ)
«Как мы объяснили в первой книге „XX век и кончина мира“, на восьмую тысячу пройдет 430 лет. Рассчитаем:
- до Рождества Христова было 5508 лет.
- От рождества Христова прошло 1907 лет.
- Сложим 5508 и 1907 и получим 7415 лет.
- На восьмую тысячу остаток получился 415 лет.
Следовательно, до страшного суда осталось только 415 лет. Лазарь был воскрешен на пятый день, рано утром. Это знаменует, что общее Воскрешение и Страшный Суд будет в начале пятой сотни на восьмую тысячу».
В числе «7415» и нужно читать начало пятой сотни на восьмую тысячу, т. е. что страшный суд должен скоро состояться.
Известно, что такое определение времени страшного суда гибельно отразилось на многих последователях иоаннитов: многие из них распродали имущество, деньги вручили главарям, а сами влачат теперь жалкие дни существования на задворках у главарей иоаннитов.*
Нельзя пройти молчанием и того, что в некоторых печатных произведениях иоаннитов («Ключ Разумения», «Дела недавно минувших дней» и др.) есть мысли, что известная Порфирия Киселева — не простая женщина, а Богородица, и что пророки Илия и Енох, св. ап. Иоанн Богослов, Архистратиг Михаил, антихрист есть теперь среди людей во плоти определенных личностей. Личные мои беседы с иоаннитами только еще больше убедили меня, что и эти еретические воззрения присущи им… Не скрывают они гнушения браком, мясной пищей и напитками.
Ссылка
В последнее время иоанниты в Херсонской губернии стали преступно убеждать народ, что всеобщий суд над миром уже приближается; он настанет скоро, — «лишь только окончится 12-е царствование из Дома Романовых», т. е. тотчас после смерти царствующего Государя Императора.
Есть-ли религиозный культ у иоаннитов и что в нем типичного?
В литературных произведениях иоаннитов нет ясных и определенных указаний на их религиозный культ. Но все данные наблюдений говорят об иоаннитах, как организованной уже общине, с нисколько уже определившимся религиозным культом. Они следующие:
- В кантатах, посвященных о. Иоанну, приписываются ему божеские свойства: всеведение, безгрешность и т. д.
- Употребление акафиста в честь о. Иоанна, составленного известным Пономаревым.
- Портреты о. Иоанна, помещенные рядом с иконами, а часто и в переднем углу вместо иконы Спасителя, с возженными перед портретами лампадками и свечами. Иногда рядом ставится и портрет Порфирии Киселевой. Перед этими портретами иоанниты коленопреклоненно молятся, кадят фимиам, служат молебны с пением стихов в честь о. Иоанна и Порфирии Кисилевой.
- Пропагандист иоаннитства А. Чернов предлагал в собраниях из чашки с портретом о. Иоанна запричаститься, убеждая при этом, что это причастие будет служить в день всеобщего суда печатью, по которой о. Иоанн (Бог) узнает своих последователей и спасет.
Вне сомнения, культ этот типичен у иоаннитов, хотя считать его полным, как уже завершившимся в своем развитии, конечно, еще нельзя.
Обстановка молений и способы пропаганды иоаннитов следующие:
В «божнице» крестьянской избы, где примерно остановился пропагандист Чернов, есть уже портрет о. Иоанна Кронштадтского и мещанки Порфирии Киселевой («богородица», умерла в г. Ораниенбауме в 1905 году). Перед портретом о. Иоанна Кронштадтского теплится лампада, или горит свеча. Чернов истово кладет перед ним крестное знамение, целует его и возглашает: «Благословенно царство Отца, и Сына, и Святого Духа Аминь», и идет пение: «Царю Небесный»… «Достойно есть»… «Воскрешение Христово видение»…
Потом идут канты (песни) в честь о. Иоанна Кронштадтского (например: «Ты сподвижник всего рода») и Порфирии Киселевой («Дева мудрая Порфира»). После этого произносит он поучение, бичуя обыденные пороки людские, роняя часто и слезу. Затем идет чтение из дневника о. Иоанна. «Моя жизнь во Христе», которое он заканчивал призывом слушателей: «спешите в Кронштадт, спешите, минуя церкви и монастыри! Спасения нет в них. Оно только у дорогого батюшки, судья Мира и вселенной. Кому он печать (причастие) даст свою, того и спасет. Эта его печать есть и при мне, но дорогой батюшка скорбит, если его поминают». Затем идут «повествования» о бесчисленных чудесах «дорогого батюшки», о святой жизни его сподвижников, любимых им…
После «повествования» на столе раскладывается «товар»: портреты о. Иоанна, его сочинения, иногда портреты и Порфирии Киселевой, крестики, ладонки с портретом о. Иоанна и иоаннитская обширная литература изданий Большакова:
- «Правда о секте иоаннитов»,
- «Как нужно жить, чтобы богатому быть и чисто ходить»,
- «К свободе призвал нас Господь» (часть 1-я),
- «Еще днем закатися солнце»,
- «Сборник стихов в честь о. Иоанна Ильича Серпева, два издания»,
- «Ключ разумения», «Продолжение книги XX век. О кончине мира и страшном суде»,
- «Дела недавно минувших дней» (приложение к журналу «Обо всем»),
- «Кронштадтский маяк» и другие издания.
«Берите» приглашал Чернов, «торговаться только нельзя, потому что все это благословение самого дорогого батюшки, и деньги идут ему». Товар берут и дают деньги щедро. Между тем, вся эта печатная литература — правильнее сказать безграмотная стряпня, за исключением, конечно, сочинений о. Иоанна, есть пропаганда иоаннитства и защита его, с обливанием клеветой, злобой и ненавистью православного духовенства и особенно миссионеров, якобы слуг сатаны.
После этой «операции», идет чтение акафистов и часто целую ночь. Есть «акафист и о. Иоанну Кронштадскому», который всегда читал сам Чернов, остальные же поручали читать другим. Утром, после долгой и продолжительной молитвы перед вкушением обыкновенной пищи, из чашки с портретами о. Иоанна поест он просфоры с водою и присутствующим предлагает. В дни же воскресные и праздничные в ту же чашку вливает он и красного вина и тогда присутствующие обязаны «запричаститься» из нее. И так изо дня в день в каждой местности, куда только заносили ноги Чернова, все это творилось, пока и след его не простыл из нашей губернии.
Возражений Чернов не переносил, указывая совопроснику, что «Господь де от мудрых скрывает, а простым сердцам только открывает». Как на сильное доказательство правоты учения иоаннитов, он ссылался часто и на почившего императора Александра III, будто бы считавшего о. Иоанна еще при жизни праведником. В изданиях Большакова приведен с этой целью и предсмертный разговор Царя-Миротворца с о. Иоанном, конечно, с извращением: «Да что и говорить?! Ведь в писании ясно написано: вы—боги (Ев. Иоанн. 10. 34), патетически восклицает он, и духовенству не осилить нас!».
Проповедь прав. Иоанна Кронштадтского. Худож. М. Альгейм. 1904 г. (Митрополичьи палаты ТСЛ)
«Что побудило вас признать о. Иоанна Христом? — задает С., бывали земской учитель, Чернову вопрос. Отвечает: «Я видел в Андреевском соборе во время причащения двух ангелов по правую и левую руку о. Иоанна и лицо дорогого батюшки в сиянии».
Вот в общем, картина частной и публичной пропагандисткой деятельности иоаннитов, с большой энергией распространяющих свое лжеучение.
На обязанности иоаннитских книгонош, кадры которых многочисленны (мужчины, женщины, парни и девицы), — не только вести пропаганду, но и вербовать поклонников в Кронштадте, где в «странноприемных квартирах» для многих заканчивается начавшийся процесс отпадения от Православия.
В своих пропагаторских видах книгоноши не оставляют без внимания и подростающее поколение: вербуют детей для своих детских приютов в Петербурге, где, конечно, воспитывают в своих иоаннитских бреднях. Считать эти учреждения благотворительными, устроенными, на чисто христианской основе, нельзя. Действительно, эти учреждения служат только целям пропаганды иоаннитства.
К способам пропаганды иоаннитства нужно отнести внешность книгонош и цветочниц: стараются казаться во всем монахами и при той самой строгой воздержанной жизни. Они, так сказать, «мирские» монахи. В домах ночлега, в пропагаторских, конечно, видах, они всю ночь почти проводят в молитве с бесчисленным и быстрым битьем поклонов и пением кантов в честь о. Иоанна Кронштадтского и Порфирии Киселевой.
Громадным подспорьем к вящему воздействию способов пропаганды иоаннитов служат, с одной стороны, помещенные портреты о. Иоанна в изданиях иоаннитских («Кронштадтский Маяк» с приложениями), с другой, книжка, которою снабжен каждый книгоноша от редакции журнала «Кронштадтский Маяк».
Здесь собраны копии разрешений Н. И. Большакову, издателю-редактору иоаннитского журнала «Кронштадтский Маяк» (с приложениями) на распространение книг религиозно-нравственного содержания от хозяйственного Управления при Святейшем Синоде, от некоторых епископов и духовных консистории, от некоторых градоначальников и от очень многих губернаторов. Эта книжка «с ног сшибает» не только простолюдина .
Доминирующее значение в способах пропаганды иоаннитов имеешь прикрывательство своей преступной деятельности именем светильника русской церкви, о. Иоанна Кронштадтского. Расчет правилен: имя это дорого простолюдину, среднему обывателю да и многим интеллигентам. Следовательно, поле для сеяния плевел и жатвы — обширное…
Вот в общем, картина частной и публичной пропагандисткой деятельности иоаннитов, с большой энергией распространяющих свое лжеучение.
На обязанности иоаннитских книгонош, кадры которых многочисленны (мужчины, женщины, парни и девицы), — не только вести пропаганду, но и вербовать поклонников в Кронштадте, где в «странноприемных квартирах» для многих заканчивается начавшийся процесс отпадения от Православия.
В своих пропагаторских видах книгоноши не оставляют без внимания и подростающее поколение: вербуют детей для своих детских приютов в Петербурге, где, конечно, воспитывают в своих иоаннитских бреднях. Считать эти учреждения благотворительными, устроенными, на чисто христианской основе, нельзя. Действительно, эти учреждения служат только целям пропаганды иоаннитства.
К способам пропаганды иоаннитства нужно отнести внешность книгонош и цветочниц: стараются казаться во всем монахами и при той самой строгой воздержанной жизни. Они, так сказать, «мирские» монахи. В домах ночлега, в пропагаторских, конечно, видах, они всю ночь почти проводят в молитве с бесчисленным и быстрым битьем поклонов и пением кантов в честь о. Иоанна Кронштадтского и Порфирии Киселевой.
Громадным подспорьем к вящему воздействию способов пропаганды иоаннитов служат, с одной стороны, помещенные портреты о. Иоанна в изданиях иоаннитских («Кронштадтский Маяк» с приложениями), с другой, книжка, которою снабжен каждый книгоноша от редакции журнала «Кронштадтский Маяк».
Здесь собраны копии разрешений Н. И. Большакову, издателю-редактору иоаннитского журнала «Кронштадтский Маяк» (с приложениями) на распространение книг религиозно-нравственного содержания от хозяйственного Управления при Святейшем Синоде, от некоторых епископов и духовных консистории, от некоторых градоначальников и от очень многих губернаторов. Эта книжка «с ног сшибает» не только простолюдина .
Доминирующее значение в способах пропаганды иоаннитов имеешь прикрывательство своей преступной деятельности именем светильника русской церкви, о. Иоанна Кронштадтского. Расчет правилен: имя это дорого простолюдину, среднему обывателю да и многим интеллигентам. Следовательно, поле для сеяния плевел и жатвы — обширное…
С духовными чадами и прихожанами
К способам пропаганды иоаннитов нужно отнести и лживые заверения книгонош и цветочниц, по которым, они исцелены от каких-либо недугов по молитвам о. Иоанна, поэтому-де и других направляют к нему… К тому-же, ведь и страшный суд скоро… Конечно, все эти слова, особенно при простота нашей деревенщины, остаются не без влияния.
Что же противопоставить распространение иоаннитства, чтобы, если невозможно вырвать его с корнем, парализовать его влияние на православную среду?
Ответ может быть только такой: нужно в сердцах своих пасомых возможно чаще возгревать любовь к родной своей матери — Церкви православной с напоминанием, что вне ее — спастись невозможно. Это нужно творить с детской душой на школьной скамье.
Далее. Учительство церковное (устное и письменное) поднять настолько, чтобы наши пасомые сознательно оценили высоту и чистоту православия, ложь и ничтожество сектантства. Еще. Поднять упаваний, правильнее — ослабевший, дух церковной дисциплины. Наконец, просить досточтимого о. Иоанна воспретить иоаннитам помещать его портреты и печатные труды в их изданиях, а также печатно осудить учение иоаннитов и их главарей.
Post Scriptum. Прошло два с половиной года со времени написания этого доклада. Что дало нам новое это время по вопросу об иоаннитах?
Прежде всего, иоаннитство, как еретическое учение, осуждено Святейшим Синодом. В определение Синода читаем по этому вопросу следующее: «По обсуждении постановления Киевского миссионерского съезда относительно так называемых иоаннитов, Святейший Синод 4−11 декабря 1908 г. постановил:
- учение так называемых „иоаннитов“, признающих о. Иоанна Сергиева— Богом, — считать учением еретическим, кощунственным и богохульным, сродным с хлыстовством;
- в виду неоднократного осуждения самим о. Иоанном учения „иоаннитов“, предложенное Киевским миссионерским съездом предложенное о. Иоанну произнести слово обличения „иоаннитов“ — признать излишним;
- поручить С.-Петербургскому духовному цензурному комитету следить за изданиями „Кронштадтского Маяка“;
- поручить духовенству с особенной осторожностью относиться к лицам, подозреваемым в принадлежности к „иоаннитам“, при совершении над ними таинств, требуя от них отречения от главных заблуждений иоаннитов;
- поручить духовенству предостеречь лиц, отправляющихся в Кронштадт к о. Иоанну за благословением и религиозным утешением, от возможности различных злоупотреблений со стороны вожаков „иоаннитов“;
- лиц, упорных в „иоаннитстве“, после увещаний, подвергать отлучению от православной Церкви»
(см. «Церковные Ведомости» 1908 г. N° 51, стр. 1479).
Выражение в синодальном постановлении, что «иоаннитство» считать учением сродным с хлыстовством — побуждает автора указать сходство и различие между этими сектами. Христологические вопросы — общи этим сектам. Такими же общими вопросами являются верования в перевоплощение душ и дуалистические воззрения на природу человека. Отсюда одни и те же у них воззрения на брак, пищу и напитки. По христологическим вопросам у иоаннитов есть и специфическое отличие от хлыстов.
Оно состоит в следующем:
- о. Иоанн Кронштадтский, по перевоплощению, в мире есть уже последний Христос. Он устроит и произведет над всем человечеством страшный суд. Таких верований у хлыстов совершенно нет.
- Нет у последних верования и в пришествие антихриста, как особую определенную личность, перед кончиной мира, что есть у иоаннитов.
- Есть у последних верование, что перед кончиной мира явятся (воплотятся) на Земле пророки Илия и Енох, чего совершенно нет у хлыстов.
- Верование в конец вселенной у иоаннитов есть, а у хлыстов нет.
По вопросу о культе нужно сказать, что радения хлыстовского типа у иоаннитов нет, правильнее сказать — никем не замечено, поэтому говорить о сродстве культов иоаннитов и хлыстов преждевременно.
Напротив, есть полное основание утверждать, что культ иоаннитов — самобытен. Он состоит в следующем:
- в чествовании портрета о. Иоанна Кронштадтского, как изображения «бога» и портрета Порфирии Кисилевой, как изображения «богородицы». Их портреты иоанниты не только ставят среди св. икон, но зажигают перед ними свечи и лампады и воскуряют фимиам;
- в причащении хлеба и вина из чаши с изображением о. Иоанна; в чтении перед портретом о. Иоанна, с кoленoпpeклoнeниeм акафиста, составленного в честь его Пустошкиным;
- в чтении поучений и дневника о. Иоанна Кронштадтского и
- в пении стихов в честь его и Порфирии Киселевой.
Возвращаюсь теперь к синодальному постановлению об иоаннитах: Конечно, оно вызвало бурю негодования, как и следовало ожидать, со стороны главарей иоаннитских. Заскрипели перья и пошла «литература» в ход: бранят Святой Синод и Киевский миссионерский съезд отборными словами, навязывая в тоже время читателю апологию иоаннитства. Усиленно с этой целью разносят книгоноши в народ следующие издания редакции «Кронштадтского Маяка» за 1908 год:
- «Истинное Православие на миссионерском съезде в Kиеве»,
- «IV Всероссийский съезд и современные ревнители православия»,
- «Суд иоаннитов» и «Еще днем закатися солнце».
Протоиерей Дмитрий Боголюбов (1869-1953) — профессор МДА. В молодости был епархиальным миссионером, выступал против полицейских мер по отношению к сектантам и старообрядцам, с воодушевлением воспринял императорский манифест о веротерпимости от 17 апреля 1905 года.
После смерти о. Иоанна (20 дек. 1908 г.) главари иоаннитские в начале 1909 г. стали перед гражданской властью С.-Петербурга усиленно хлопотать о легализации «Иоанновского Братства», возникшего здесь в порядке закона 4-го марта 1906 года. К этому «братству» присосался и игумен о. Арсений, бывший синодальный миссионер, и произносит публично и неоднократно речи в защиту иоаннитов. Соблазн немалый происходит. Следовательно, цель этого учреждения — прозрачна. Его речи («Открытое письмо Н. И. Большакову и беседа») пудами распространяются в народе…
Не малый соблазн внес в народ Д.И. Боголюбов своей, по незнанию иоаннитства, брошюрой «О так называемых „иоаннитах“ в русском народе». Смущены и многие миссионеры. Да и есть чем: ведь постановление Святейшего Синода об иоаннитах, покоящееся на трудах Киевского миссионерского съезда, низводится г. Боголюбовым со степени соответствия истине. Вывод из этой брошюры прямой: иоаннитов, как секты, нет… Эту брошюру книгоноши рекомендовали и особому вниманию духовенства. Большое распространение имеет и брошюра «Голос истинной свободы»… Все это — апология иоаннитства в 1909 году.
К концу 1909 года иоаннитские главари узнали, что С.-Петербургское епархиальное начальство возбудило ходатайство о закрытии «Иоанновского Братства», поэтому они не замедлили явиться 6 ноября к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Антонию, перед которым старались обелить себя, рассчитывая этим вызвать снисходительность отношение к «Иоанновскому Братству»… Но в июне 1910 года оно все-же было закрыто, чем нанесен иоаннитам сильный удар.
Наконец, в начале 1910 года последовала, так сказать, последняя попытка иоаннитов обелить себя в глазах Православия. Разумеем — помещенное в № 8 «Церковных Ведомостей» прошение В. Ф. Пустошкина и К0, в котором он изложил «веру» иоаннитов, довольно, конечно, туманную, как таким же туманом прикрыта, изданная Пустошкиным с той же целью последняя брошюра «Мысли последователей отца Иоанна Кронштадтского (иоаннитов)».
Не малый соблазн внес в народ Д.И. Боголюбов своей, по незнанию иоаннитства, брошюрой «О так называемых „иоаннитах“ в русском народе». Смущены и многие миссионеры. Да и есть чем: ведь постановление Святейшего Синода об иоаннитах, покоящееся на трудах Киевского миссионерского съезда, низводится г. Боголюбовым со степени соответствия истине. Вывод из этой брошюры прямой: иоаннитов, как секты, нет… Эту брошюру книгоноши рекомендовали и особому вниманию духовенства. Большое распространение имеет и брошюра «Голос истинной свободы»… Все это — апология иоаннитства в 1909 году.
К концу 1909 года иоаннитские главари узнали, что С.-Петербургское епархиальное начальство возбудило ходатайство о закрытии «Иоанновского Братства», поэтому они не замедлили явиться 6 ноября к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Антонию, перед которым старались обелить себя, рассчитывая этим вызвать снисходительность отношение к «Иоанновскому Братству»… Но в июне 1910 года оно все-же было закрыто, чем нанесен иоаннитам сильный удар.
Наконец, в начале 1910 года последовала, так сказать, последняя попытка иоаннитов обелить себя в глазах Православия. Разумеем — помещенное в № 8 «Церковных Ведомостей» прошение В. Ф. Пустошкина и К0, в котором он изложил «веру» иоаннитов, довольно, конечно, туманную, как таким же туманом прикрыта, изданная Пустошкиным с той же целью последняя брошюра «Мысли последователей отца Иоанна Кронштадтского (иоаннитов)».
Ссылка
Критический разбор этой брошюры смотри статью автора в «Миссионерском Обозрении» за 1910 год, № 1-ый, стр. 91-ая.
Следящие внимательно за литературой иоаннитов, литературой противоиоаннитской и корреспондентами об иоаннитах, должны прийти к неопровержимому заключению, что иоанниты сектантства своего не оставили, а продолжают вести усиленную пропаганду своего лжеучения как в европейской России, так и в Сибири.
Херсонский уездный миссионер, священник
Епископ Феодосий (в миру Феодосий Фёдорович Кирика; 11 (23) января 1866, село Варница, Бендерский уезд, Бессарабская губерния — 1937, СССР) — миссионер, священник, епископ Русской православной церкви, епископ Костромской.
Родился в церковной семье. Окончил Кишинёвскую духовную семинарию. В 1890 году служил диаконом Николаевской церкви села Станислав Херсонского уезда Херсонской губернии. В том же году был рукоположен в сан священника с назначением к церкви Иоанна Милостивого села Ольшанки Елисаветградского уезда той же губернии на вакансию третьего священника.
По состоянию на июнь 1891 — июнь 1894 года служил на должности священника церкви Нерукотворного образа села Демидово Тираспольского уезда. В 1893 году сделал пожертвование на нужды Одесского епархиального комитета православного миссионерского общества. 23 мая 1894 года переведён на место второго священника села Новокрасное Елисаветградского уезда. 6 июня 1896 года переведен в Васильевский молитвенный дом села Адриановки Тираспольского уезда. В 1899—1900 годы был первым настоятелем нового Успенского храма в селе Ближний Хутор Херсонской епархии.
В 1901 году был утвержден епархиальным миссионером Херсонского уезда. Проповедовал среди против сектантов, штундистов, баптистов, иннокентьевцев. Вёл публичные дискуссии с старообрядцами. 3 (16) января 1907 года переведен миссионером Елисаветградского благочинного округа с постоянным местом жительства в Елисаветграде. В 1911 году перешёл на службу в Кишинёвскую епархию на должность епархиального миссионера. Участвовал в еженедельных просветительных беседах для народа и интеллигенции. Автор брошюр по сектантству (Одесса, 1909—1912). Опубликовал несколько статей в журнале «Миссионерское обозрение». За миссионерские труды был награждён орденом святой Анны.
14 октября 1933 года во исполнение указа Патриархии от 22 августа за Божественной Литургией в храме Вознесения города Одессы архимандрит Феодосий хиротонисан в епископа Николаевского, викария Одесской епархии. Митрополит Одесский и Херсонский Анатолий (Грисюк) и епископ Крымско-Симферопольский Порфирий (Гулевич).
23 мая 1937 года назначен епископом Курским и Обоянским. В епархию прибыть не смог. В начале августа 1937 года переведён в Кострому. 26 августа того же года арестован. Арестованный одновременно с ним протоиерей Михаил Романовский обвинялся в устройстве обеда на дому для духовенства по поводу приезда епископа Феодосия (Кирика), где по версии обвинения велись контрреволюционные разговоры, восхвалялся царский строй и обсуждались вопросы борьбы с Советской властью. Был расстрелян в том же году.
Родился в церковной семье. Окончил Кишинёвскую духовную семинарию. В 1890 году служил диаконом Николаевской церкви села Станислав Херсонского уезда Херсонской губернии. В том же году был рукоположен в сан священника с назначением к церкви Иоанна Милостивого села Ольшанки Елисаветградского уезда той же губернии на вакансию третьего священника.
По состоянию на июнь 1891 — июнь 1894 года служил на должности священника церкви Нерукотворного образа села Демидово Тираспольского уезда. В 1893 году сделал пожертвование на нужды Одесского епархиального комитета православного миссионерского общества. 23 мая 1894 года переведён на место второго священника села Новокрасное Елисаветградского уезда. 6 июня 1896 года переведен в Васильевский молитвенный дом села Адриановки Тираспольского уезда. В 1899—1900 годы был первым настоятелем нового Успенского храма в селе Ближний Хутор Херсонской епархии.
В 1901 году был утвержден епархиальным миссионером Херсонского уезда. Проповедовал среди против сектантов, штундистов, баптистов, иннокентьевцев. Вёл публичные дискуссии с старообрядцами. 3 (16) января 1907 года переведен миссионером Елисаветградского благочинного округа с постоянным местом жительства в Елисаветграде. В 1911 году перешёл на службу в Кишинёвскую епархию на должность епархиального миссионера. Участвовал в еженедельных просветительных беседах для народа и интеллигенции. Автор брошюр по сектантству (Одесса, 1909—1912). Опубликовал несколько статей в журнале «Миссионерское обозрение». За миссионерские труды был награждён орденом святой Анны.
14 октября 1933 года во исполнение указа Патриархии от 22 августа за Божественной Литургией в храме Вознесения города Одессы архимандрит Феодосий хиротонисан в епископа Николаевского, викария Одесской епархии. Митрополит Одесский и Херсонский Анатолий (Грисюк) и епископ Крымско-Симферопольский Порфирий (Гулевич).
23 мая 1937 года назначен епископом Курским и Обоянским. В епархию прибыть не смог. В начале августа 1937 года переведён в Кострому. 26 августа того же года арестован. Арестованный одновременно с ним протоиерей Михаил Романовский обвинялся в устройстве обеда на дому для духовенства по поводу приезда епископа Феодосия (Кирика), где по версии обвинения велись контрреволюционные разговоры, восхвалялся царский строй и обсуждались вопросы борьбы с Советской властью. Был расстрелян в том же году.